Главная » Другие новости » Наука и технологии » Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор

Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор

Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор0

Претинденту наук, редактору и многодетной матери Анне Кулешовой в какой-то момент надоело вытерпеть плагиат в научных статьях, которые она редактировала. И она выступила перед научным обществом, рассказав о произволе в этой сфере и неправильных управленческих решениях, которые манят за собой появление большого количества «мусорных» статей. Следующим шагом было создание Совета по этике научных публикаций. В экспресс-интервью «Реальному времени» Анна рассказала о том, как совет (может означать: Совет — наставление, напутствие, рекомендация) борется с плагиатом и фальсификациями.

<hr/>

«КУДА ТЫ ПОЛЕЗЛА? У МЕНЯ 20-ЛЕТНИЙ БИЗНЕС. Именно тебе НОГИ ВЫРВАТЬ — СПИЧКИ ВСТАВИТЬ?»

— Анна, как был создан Совет по этике научных публикаций?

— После защиты диссертации я отработала около 5-ти лет редактором в Академиздатцентре РАН, в журнале «Социологические исследования». Ко мне на редактуру систематически попадали тексты с плагиатом. Тогда уже трудилась система «Антиплагиат», поэтому я время от времени говорила авторам: «У вас плагиат в статье (Статья в журналистике — один из основных жанров)! Как вы могли?!» А мне в ответ: «Ну и что ты, редакторша, сделаешь?» Делилась с сотрудниками: «Знаете, обнаружила, что эта статья уже была опубликована, тут еще и авторство изменено». Мне возражали: «Ну, Ань, ты понимай свое место, ты что, на целого академика наехать решила?» И я, добросовестная многодетная мать, совершенно озверела в какой-то момент от мысли, что всю оставшуюся жизнь буду редактировать статьи с плагиатом, что ничего нельзя поменять.

Не могу сказать, что у меня были сверхкомпетенции в области научной этики, есть люди, которые занимаются данной темой предметно, хорошо подкованы, знают теорию и историю. Но у меня был практический опыт и желание что-то делать. Понимала, что речь идет не только лишь о сфере науки, ведь люди с такими публикациями становятся позже докторами, ректорами. Это фальшивые медики, чиновники, издающие безумные приказы. И я решила, что хотя бы попробую поменять ситуацию.

— И в 2016 году выступили на конференции, организованной Ассоциацией научных редакторов и издателей…

— Да, выступила весьма эмоционально. Если кратко пересказать, то сводилось к следующему: «Необходимо все это приостановить, издания-„хищники“ публикуют плагиат, тексты, которые не проходят рецензирование, очень распространено приписное и подарочное авторство, и на это нет никакой управы. Это информационные шумы, это не наука, а жеребец в пальто». И зачитала декларацию, которую мы составили вместе с коллегами, где разъяснялось, в частности, почему плагиат — это плохо (к нашему удивлению, не все люди в зале понимали это).

И когда стала ее зачитывать, выяснилось, что на конференцию пришли спецпредставители журналов-«хищников». Они улюлюкали, напрямую подходили и говорили: «Куда ты вообщем полезла? У меня двадцатилетний бизнес. Тебе ноги вырвать — спички воткнуть?» Подошла мощная женщина, сказала, что волосы мне повыдергает. У меня в данный день был второй доклад, и я писала коллеге, что, может, не выступать уже мне в данный день, а она ответила: «Аня, волосы подбирай и продолжай». Так слова, сказанные в необходимое время, меняют историю.

В тот день четко сознала, что нужно либо занимать пугливую позицию, позволять этому всему продолжаться и ждать, когда какая-нибудь другая Аня Кулешова озвереет от перспективы всю жизнь прочитать «мусорные» статьи, либо рискнуть самой. То есть когда за мою кандидатуру проголосовали, я не стала естественно отказываться, хотя уже было ясно, что просто не будет. Так появился совет.

Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор1

— Кто в него заходит, помимо вас?

— Все члены совета знают друг друга, поскольку являются неизменными участниками конференции, которую на протяжении многих лет организует Ассоциация научных редакторов и издателей (АНРИ). Президент Ассоциации, Ольга Владимировна Кириллова, очень много лет ведет активную работу по улучшению российских научных изданий, она знакомит нас с зарубежными специалистами и стандартами, объединяет редакторов в полноценное профсообщество. В совете посчастливилось объединить представителей Scopus, РИНЦ, «Диссернета», «Антиплагиата», Web of Science, Общества научных рабочих, «Диссеропедии», ведущих вузов, таких как НИУ ВШЭ, редакторов сильных журналов. Мы собрали всех независящих интересантов. Состав опубликован в открытом доступе, и когда мы отправляем письма, то подписываемся всеми членами совета. Все эти люди заносят вклад в то, чтобы у нас сформировалась цивилизованная научная сфера, а не дикая.

— А что дает соучастие таких организаций, как Российский индекс научного цитирования или международный Scopus?

— К примеру, мы рекомендуем отозвать статью, а журнал говорит: «Идите вы в баню, у нас бизнес таковой, мы их десятками будем публиковать, плевать нам на ваши рекомендации». Тогда Русский индекс научного цитирования может принять эту информацию во внимание и, проанализировав ее по дополнительным характеристикам, принять решение, является ли этот журнал добросовестным или все же это «хищник». Если последнее — он исключит его из собственной базы. Также мы оперативно передаем данные в Scopus и WoS, если лицезреем, к примеру, что какой-то научный журнал выпускает по 40 статей 1-го и того же автора (пусть даже это не российский журнал, а индийский).

Таковой консолидации, как у нас, кажется, нет нигде в мире. И она дает свои результаты. А еще не так давно появилась комиссия РАН по противодействию фальсификации исследований. Так что количество фронтов, по которым идет работа, возрастает. Андрей Ростовцев («Диссернет»), Виктор Глухов (РИНЦ) состоят в данной комиссии, я тоже, это позволяет эффективнее преобразовывать ситуацию к лучшему.

<hr/>

«ЛЮДИ СТАЛИ Мыслить, ЧТО ПЛАГИАТ ТЕКСТА — ЭТО ПЛОХО, НО ПЛАГИАТ ИДЕЙ — НОРМАЛЬНО»

— Вы сказали, что научная сфера в РФ была дикой. Что это значит?

— Основная дикость, на мой взгляд, заключается в том, что нормализовалось ненормальное. Пусть это будет плагиат, пусть это будет нарисованное социологическое или мед исследование — на все это был один ответ: «А что такого? Все так живут!» Наука превращалась в фантасмагорию, мы пришли к обстановке, когда опираться на научные публикации стало невозможно. Любая тупость могла быть безо всякого рецензирования напечатана в журнале, называющем себя научным.

С другой стороны, мы все больше и больше оказывались во власти людей, публикующих фейковые исследования и фабрикующих данные. Они занимают посты, принимают управленческие решения, и мы все оказывались и оказываемся их заложниками. 3-ий момент — люди потеряли веру, что может быть по-другому. Это самое ужасное. «Это не я плохой, это жизнь такая». «Я что, могу отказать, если меня заставляют? Я человек подневольный». «Разве можно отозвать статью, если у меня сплагиатил ее статусный человек?»

Управленческие решения, такие как увеличения публикационной активности, приводят к тому, что на первый план вышли агрессивные и беспринципные люди, которые просто входят в преступные сговоры, без труда симулируют научную активность, и им это занятие, заметьте, не тошно. А те, кто олицетворяет собой образ тихого интеллигентного ученого, оказались на обочине жизни. И если жить не одним днем, а мыслить о будущем, то это все по-настоящему пугает и кажется диким.

Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор2

— И что изменилось с момента образования совета?

— Практически каждое выступление совета на внешних площадках оканчивается словами: «Как здорово, что вы существуете. Как здорово, что показалась надежда, что можно жить по-другому». Раньше у тех, кто хотел жить по другому, жить и работать честно, была, тем не менее, установка, что иначе не выйдет, их просто напросто выкинет на обочину жизни, вот и все. Сейчас же мы пытаемся вернуть репутационные механизмы. Очень большие усилия прилагают АНРИ, «Диссернет», РИНЦ, «Антиплагиат», ОНР, РАН. Мы все вместе боремся за то, чтобы люди опять поверили, что можно добросовестно заниматься наукой, писать статьи, необязательно никого приписывать в соавторы, можно поискать защиту, если у тебя украли текст и т. д. и т. п.

— А количество плагиата уменьшилось?

— Формально — да. Мы (в этом случае корректнее говорить об «Антиплагиате» и «Диссернете») его видим меньше, чем 10 лет назад. Но это не совершенно правда. Потому что непредвиденным последствием работы (может означать: Работа — функционирование какой-либо системы — механизма, биоценоза, организма или общности, — а также её части) Совета по этике, «Диссернета» и «Антиплагиата» оказалось то, что люди стали прикладывать массу усилий к тому, чтобы плагиат был не виден для автомашины. А также они стали думать, что плагиат текста — это плохо, но плагиат мыслей — нормально.

Формально сегодня меньше плагиата, но «мусорных» статей и диссертаций меньше не стало. Они могут быть без плагиата. К примеру, недавно видела такую статью: «Прогнозирование курса валют по астрономическим данным с внедрением искусственного интеллекта». И она опубликована в журнале, включенном в перечень ВАК. Плагиата (умышленно совершаемое физическим лицом незаконное использование или распоряжение охраняемыми результатами чужого творческого труда, которое сопровождается доведением до других лиц ложных сведений о) нет, но это прекрасно упакованный мусор. И такого мусора становится чертовски много. Пока не обменяется ситуация с репутационными механизмами, пока не начнут приниматься вменяемые управленческие решения, вряд ли что-то поменяется.

<hr/>

«ВОЛНА ПАНИКИ ПЕРЕД ПРИВИВКАМИ ПОШЛА ИЗ-ЗА ОДНОЙ Нерадивой ПУБЛИКАЦИИ»

— А какие управленческие решения нужны?

— Было принято решение по повышению количества научных публикаций. Логика, вероятно, была такая: если есть наука, означает, есть научные публикации (выпуск в обращение экземпляров произведения, представляющих собой копию произведения в любой материальной форме, в количестве, достаточном для удовлетворения разумных потребностей публики исходя из); если хочешь иметь в стране неплохую науку — прикажи, чтобы было много публикаций. За научные статьи ввели выплаты и скидки университетам и преподавателям. Но при этом никто не ввел KPI по рецензированию. Человеку нерентабельно рецензировать, за статью ему доплатят, а за то, что он будет читать чужие тексты, — ничего. И так слабый институт рецензирования благодаря этому решению проседает еще сильнее. Многие научные статьи выходят совсем без рецензий (думаю, таких статей более ста тысяч в год, чтобы вы понимали масштаб). Но рецензирование — это база основ, именно оно защищает от ошибок, манипуляций с данными.

А еще авторы, чтобы получить доплаты, за место одной хорошей статьи публикуют десять, размазывая мысли по бумаге, добавляя в них воды. Ответственность за такое управленческое решение никто не несет. А оно, по сущности, провоцирует на преступление. Человек, чтобы выжить, вынужден имитировать грандиозное количество публикаций.

Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор3

Или, например, управленческое решение по повышению количества публикаций русских ученых в международных журналах. Это приводит к глобальному научному серфингу. Создатель, условно, занимался социологией российского села. За рубежом это совсем не любопытно. И он сегодня занимается ЛГБТ, но не потому, что это новая сфера научного энтузиазма, а потому что по этой тематике статьи легко публикуются в иностранных изданиях. И все свое, наработанное годами, он откладывает. Социогуманитарные науки обязаны ориентироваться на международный интерес, подыгрывать, происходит вытеснение собственных научных задач. И то, что ты живешь и работаешь в РФ, а оценивают тебя за рубежом, ты постоянно конкурируешь с аборигенами, — это трудно, хотя я всеми руками за вхождение в международное сообщество. Но не такой ценой, что ученые начинают уходить со собственных тем и фабриковать данные. И идут они на это не потому, что плохие, в других условиях им бы в голову не пришло схожим заниматься.

— В каких отраслях больше фальсификаций научных публикаций?

— Юриспруденция, экономика, медицина. При этом когда фабрикуют медики, это фатально. Это могут быть сфабрикованные исследования, данные, на основании которых позже создаются лекарства. Например, все знают про антипрививочников. Однажды я выступала по теме отозванных статей, в зале были спецпредставители Scopus, они сказали, что волна паники перед прививками пошла как раз из-за нерадивой публикации одного педиатра. Он хотел выделиться, опубликовал фейковые данные, на основании которых изменили график прививок, в итоге это привело к смертности и мутациям. Эта статья была отозвана, но паника распространилась по всему миру, и мы лицезреем возвращение многих болезней, которые были побеждены. Обычному человеку кажется, что научная публикация не такую уж и ценность представляет: подумаешь, для чего целый Совет по этике вокруг них создавать, но последствия бывают весьма серьезные.

<hr/>

«В ВУЗАХ ЛЮДИ ДЕЛЯТСЯ НА «БАТРАКОВ» И «ХОЗЯЕВ»

— А что такое «подарочное авторство»? Я читала жуткие истории о том, что рассылается приказ по университету, согласно которому все сотрудники должны приписывать в авторы ректора. Неважно, по математике ли статья, по медицине или по эпопеи. Это оно?

— Приписное и подарочное авторство — это более-менее одно и то же. В тексте появляется фамилия человека, который не занес научного вклада в работу. Иногда это бывает «мирное» подарочное соавторство, когда человек гласит, что это «мой научный руководитель, он уже старенький, и если я его буду приписывать, он получит прибавку». Это более-менее безобидно, хотя и вносит искажения в наукометрические показатели.

Ужаснее, когда человек с тем, чтобы выполнить все приказы, желая накрутить собственные показатели, пользуется административным ресурсом. Например, реальный и не единичный случай, когда на кафедре заставляют студентов писать статьи и обязательно ставить в них фамилии педагогов. Профессорско-преподавательский состав заставляют к подобному деканы и проректоры с ректорами.

Когда я говорю об этом на выступлениях, часто срываю аплодисменты. И они становятся лакмусовой бумажкой, ведь прямо гласить об этом не принято, но проблема реальна и масштабна: в вузах люди делятся на «батраков» и «владельцев». Кто-то «батрачит», пишет статьи, хорошие, без плагиата, но потом в них ставят фамилию ректора или завкафедрой. Так формируются репутационные преломления. Мы думаем, что человек молодец, что это его статьи, а они ни разу не его. Но именно он становится профессионалом. Он принимает решения, кому давать гранты. Понимаете, здесь появляется масса этических «засад». И с доказательностью здесь все сложно. Можно представить, что если у человека статьи идут по математике, физике и истории, вряд ли он создатель их всех. Вот только доказать трудно.

Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор4

И еще такой серьезный момент — неувязка не только в том, что за это не наказывают, но и в том, что за это доплачивают. Если бы ректор не имел доплаты за каждую статью, ему бы не было надо такое количество публикаций. Получается, что недобросовестное, неэтичное поведение целенаправлено. А этичное нецелесообразно, ты будешь дурак дураком, лапу сосать. При этом тебя еще и выгонят, скажут, что ты неэффективен: «Сколько ты статью пишешь? Целый год? Обучайся выдавать научные тексты в модели фастфуда».

Бывают смешные случаи. Спрашивали, можно ли посмертно приписать ученого, он погиб десять лет назад, но хотят его в соавторы поставить. Отвечаю: «А как вы текст согласовывать будете с мертвецом?»

Приписное авторство стало расцветать. Это следствие все тех же безответственных решений. Сегодня массово идут рассылки, условно: «Статья в Scopus по экономическим наукам, заплатите 300 баксов и станьте соавтором». Вы платите и оказываетесь в международной коллаборации какой-нибудь статьи на английском. И уже нельзя верно сказать, кто перед вами — мошенник или порядочный человек. Вы не знаете, кому доверяете экспертизу, вдруг он все эти публикации с забугорными соавторами купил?

Когда мы только начали работать с РИНЦ, они для экспертизы пригласили людей с высочайшими индексами Хирша. Я очень сопротивлялась: «У меня к таким много вопросов, очень высокий Хирш — повод для вдумчивого анализа. А если за ним стоят накрутки и сговоры? Вдруг были сговоры по цитированию? Или приписное авторство?» В Русском Союзе приписывать фамилии директоров институтов к научным публикациям было святым делом. Это как традиция, неплохой тон, и когда говоришь, что приписное авторство не есть хорошо, отвечают: «А как я могу начальника не приписать, он же ничего не будет выпускать, он же по уши занят административной работой, да он нас просто вышвырнет!» При мне была сказана фраза столичным ректором: «Пойдете на фиг окурки у метро собирать». Это воззвание к профессорско-преподавательскому составу в ответ на сопротивление…

— Как развивается бизнес по платному написанию диссертаций, рефератов?

— Все явления, с которыми мы сталкиваемся в пространстве научных публикаций, не являются специфическими и уникальными только для данной сферы. Реклама алкоголя запрещена, а продажа нет. Тут то же самое. Удалось провести запрет на рекламу этих услуг. Но как это остановило… Созданы условия для того, чтобы это было нужно. Бывают случаи, когда гораздо дешевле заплатить за написание статьи или своровать ее, получить надбавку, чем не выполнить безрассудный план по публикациям и вылететь из университета.

Повторюсь, созданы условия, делающие неэтичное поведение целесообразным. Спрос рождает предложение. А спрос рождается из-за кривых, непродуманных управленческих решений (многозначный термин) людей (общественное существо, обладающее разумом и сознанием, а также субъект общественно-исторической деятельности и культуры), которые, рискну предположить, сами привыкли фальсифицировать тексты или не писали их никогда без помощи других.

<hr/>

«ЕСЛИ ПОЗВОЛИШЬ СЕБЕ ДВА-ТРИ ДНЯ ПРОСТОЯ, ПОТОМ МОЖНО НЕДЕЛЮ РАЗГРЕБАТЬ ЗАВАЛЫ»

— Как строится работа вашего совета? Кто к вам может обратиться?

— Ко мне на почту приходит от 3-х до двадцати обращений в день со всей России. Как правило, людям больше просто не к кому обратиться. Бывают сложные вещи, требующие дополнительной экспертизы, время от времени о сложившейся ситуации рассказывают на условиях анонимности, чтобы мы могли к дилемме в университете подойти с другой стороны, не создавая конкретному человеку заморочек. Я эти обращения обрабатываю ежедневно, на что-то сразу отвечаю, что-то агрегирую и к концу квартала пять-десять тем выношу на совещание совета. На него приходят по возможности все члены совета, кто-то подключается по «Скайпу». Так, когда РИНЦ услышал о дилеммах с ретрагированными (отозванными, — прим. ред.) текстами, он стал вносить в профиль авторов информацию, что у них не только лишь 100 публикаций было сделано и 78 раз они процитированы, но и что 10 из них отозваны за плагиат. Для работодателей и грантодателей это принципиальная история.

Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор5

Если говорить о ретрагировании статей, то изначально «Диссернет» ведет мониторинг, программеры работают по своим алгоритмам. Они выдают нам списки проблемных журналов, статей. Плюс поступают воззвания, заявители сообщают о краже своих статей/диссертаций. Эти данные инспектируют волонтеры (как правило, это сотрудники университетов и редакций с учеными степенями), автомашина ведь может ошибаться, а люди — оговорить коллег. Нашим волонтерам очень низкий поклон. После волонтеров информацию дополнительно проверяют члены совета. Позже идет рассылка писем, опять же силами волонтеров, в которых мы советуем, чтобы тексты отзывали. Сейчас к этому направлению деятельности присоединилась комиссия РАН по противодействию фальсификации исследовательских работ.

— То есть это безвозмездная работа?

— У всех членов совета есть главная работа, где они получают зарплату. Я вот работаю во ВЦИОМ. Все члены совета — мастера, и нам всем интересно, чтобы ситуация в стране поменялась, мы, можно сказать, патриоты, мастера и волонтеры в одном лице.

— У вас трое детей, хватает ли времени на все это?

— Мне нетрудно быть многодетной матерью, если бы я оказалась без семьи и детей, это было бы по-настоящему тяжело. Мне не сложно быть причиной жизни. Понятно, что работа и деятельность совета отымают много времени. Я работаю 24/7. Если позволишь себе два-три дня простоя, позже можно неделю разгребать завалы. Но мне интересно быть причиной видоизменений к лучшему. Дети видят, что я пытаюсь изменить мир, что думаю о будущем. Они в курсе работы совета, бывает масса увлекательных случаев, про которые я им рассказываю.

Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор6

И самое главное — в мою жизнь приходят весьма интересные люди. Вокруг становится все больше потрясающих профессионалов, классных личностей, и чем больше делаю, тем больше их вокруг. Как бы я с ними пересеклась, если бы посиживала в редакции и закрывала глаза на все нарушения, идущие через мои руки? У меня нет границы меж работой и жизнью. Работа вплетена в ткань повседневности. Думаю, семья чуть-чуть страдает, но в целом все уже привыкли к такому режиму. Иногда, конечно, устаешь, думаешь: «Да пылай оно все синим пламенем». Как правило, вскоре прилетает благодарность или какая-нибудь хорошая новость, тогда говорю себе: «Ну хорошо, Анька, все не зря, попыхтим еще».

— А благодарности за что? Можете привести примеры, когда ваша деятельность посодействовала конкретным людям?

— Например, удается отозвать статью. Представьте, провинциальный вуз, у педагога украли текст (зафиксированная на каком-либо материальном носителе человеческая мысль; в общем плане связная и полная последовательность символов), он заикнулся об этом, но ему объяснили, что надо сидеть тихо. Он и посиживает, а этот текст оказывается значимым для научного сообщества, но на конференции и экспресс-интервью зовут совсем другого человека, а автор чувствует свою беспомощность и никчемность. И тут выходит отозвать статью, вернуть законное авторство и внести в профиль обидчика в РИНЦ информацию о плагиате.

Большая часть научных статей — это красиво упакованный мусор7

Были обстановке, когда какие-то вузы после моих лекций вводили прибавки за рецензирование. И сотрудники говорили потом, что у них началась новая жизнь, к ним начали по-другому относиться. Что-то там наверху вразумили…

Или вот журнал был слабенький, плохонький, а потом послушали выступления членов совета да и отозвали 50 статей, поменяли состав редколлегии. Прошла пара лет, они отписывают, что вошли в международные базы данных, стали другими. Повторюсь, мы становимся предпосылкой изменений к лучшему. Это здорово. Одним сильным журналом стало больше. Классно же! Или вот отписывают студенты: «Мы про вас слышали, хотим опубликоваться в таком-то журнале (печатное периодическое издание), задались вопросом: стоит или не стоит?» То есть потихоньку все изменяется, у молодежи появляется осознанное отношение. Их же никогда не было принято учить нормам научной этики.

Когда выступаю перед редакторами, говорю им: «Вы стражи здравого рассудка, стражи науки. Зло должно заканчиваться на вас». Русская наука меняется, и я чувствую, что тоже к этому причастна. Это дает силы.

Оставить комментарий

Ваш email нигде не будет показан

x

Популярные новости

Пять бед российской науки

ДАННОЕ Уведомление (МАТЕРИАЛ) СОЗДАНО И (ИЛИ) РАСПРОСТРАНЕНО ИНОСТРАННЫМ СРЕДСТВОМ МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ, ВЫПОЛНЯЮЩИМ ФУНКЦИИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА, ...